Молодая архангелогородка рассказала о службе в органах ФСИН

Мы поговорили с Елизаветой о том, чем её привлекла служба во ФСИН, как её готовили и не разошлись ли её ожидания с реальностью.

Этим летом Елизавета Лашутина окончила рязанскую академию права и управления ФСИН России и приступила к службе в одной из исправительных колоний под Архангельском. На языке системы её специальность называется «тыловое обеспечение». На практике — это специалист, который обеспечивает осуждённых всем необходимым: от одежды до горячего питания.

– Я всегда хотела профессию «с погонами», — рассказывает Елизавета, — может быть, потому, что перед глазами всегда был мой папа: он тоже работает в службе исполнения наказаний. Нельзя сказать, что папа напрямую повлиял на мой выбор, но когда мне нужно было определяться, у меня уже было представление о ФСИН благодаря ему. Решила, что пойду по его стопам, только по другому профилю, так как в школе нравились математика и экономика: он в охране, а я выбрала тыловое обеспечение.

Благодаря отцу у неё не было страха перед работой в исправительном учреждении, говорит Елизавета.

– Понятно, что во время службы в исправительных учреждениях могут быть и нештатные ситуации, но я знала, что в целом обычно всё спокойно, — рассуждает она. — И знала, что это только миф, будто бы во ФСИН идут работать жестокие люди. Все, с кем я знакома из этой системы, люди очень доброжелательные, спокойные, уравновешенные.

В какой‑то момент родители отговаривали её по другой причине: в Архангельской области нет женских колоний, а работа в мужской колонии для женщины имеет свои особенности. Например, по внутренней территории мужской колонии женщина-сотрудник не имеет права передвигаться без сопровождения кого‑нибудь из коллег-мужчин, что, разумеется, накладывает отпечаток на организацию её работы.

– А на практике насколько это оказалось сложно — выстраивать работу с таким ограничением? — спрашиваю, забегая вперёд.

– Такой ситуации, когда мне нужно пойти «внутрь», а сопроводить меня некому, просто невозможно представить — всё решаемо, — отвечает Елизавета.

Ближе всех к Архангельску из учебных учреждений федеральной службы исполнения наказаний — Вологодский институт права и экономики ФСИН России, но там не учат на специалиста по тыловому обеспечению, поэтому пришлось выбирать среди более отдалённых. «Свою» специальность Елизавета нашла в рязанской академии ФСИН России. Зачисляли на эту программу на основе результатов ЕГЭ по русскому, математике и обществознанию, профильным был экзамен по математике. Кроме того, в вузе дополнительно проводили свой очный экзамен по математике.

Интересно, что конкурс по каждому региону был свой. Он зависел от количества мест, которые «давало» региональное управление ФСИН, исходя из потребности в сотрудниках.

– Например, на моей специальности в год моего поступления было только одно место от нашего региона. Но при этом оказалось, что я единственный претендент на него. Другие отсеялись ещё в Архангельске: не допустила предварительная врачебная комиссия — так тоже бывает, — рассказывает Елизавета.

Поступать «на место» в таком вузе — это всё равно что идти «по направлению». По окончании учёбы ты обязан отработать пять лет в системе исправительных учреждений того региона, который предоставил это самое место. И, как правило, заранее известно даже конкретное учреждение, в котором предстоит работать.

– Если захотелось сменить специальность, это можно было сделать на первом курсе, когда преподавали общие для всех предметы, при условии, что на интересующей специальности освобождалось место. А вот поменять место работы — уже только на пятом курсе, когда приезжала распределительная комиссия из ФСИН России. Но для этого были бы нужны веские причины, и комиссия принимала бы решение в зависимости от обстоятельств, — уточняет Елизавета.

Кстати, возможность совсем отказаться от службы во ФСИН тоже была. В таком случае потребовалось бы компенсировать затраты на своё обучение.

– Говорят, жизнь курсантов подобных вузов очень тяжёлая. Это действительно так, Елизавета?

– Я бы посоветовала этот путь тем, кто уверен в своём выборе, потому что, когда нас познакомили с режимом, в котором нам предстояло жить и учиться пять лет, у многих в первое время был шок. В июле мы сдали вступительные экзамены, а уже 1 августа нас погрузили в автобусы и увезли на сорок дней в загородный учебный центр, где кругом глухой лес, где не ловит интернет, где казармы с двухъярусными кроватями, где всё по распорядку, где подъём в будни в шесть, в выходные — в семь, где каждый день строевая и огневая подготовка… У меня, как и у многих, до этого не было такого опыта.

Сейчас я вспоминаю время учёбы как самое счастливое, — замечает Елизавета. — У нас была очень дружная группа. Так как ребята были из разных уголков России: из Краснодарского края, Ханты-Мансийска, Новосибирска, Барнаула, Кемерова — было много забавных случаев из‑за наших особенностей, и нам было очень интересно вместе. Но тогда, вначале, через полгода учёбы на меня навалилась такая депрессия, что я, хоть и не плаксивый человек, звонила маме в слезах и в какой‑то момент даже заявила, что буду отчисляться. Хорошо, что мама уговорила подождать до утра следующего дня: «Если завтра будет так же плохо на душе, напишешь рапорт». А утром было легче. Со временем всё, что поначалу казалось невыносимо тяжёлым, стало привычным, и я стала спокойнее относиться ко всем особенностям режима обучения.

Что интересно, на территорию исправительного учреждения Елизавета впервые попала только, учась на четвёртом курсе, когда отправилась на практику в одну из рязанских мужских колоний строгого режима.

– Я думала, там всё будет гораздо строже, — вспоминает она свои первые впечатления. — На самом деле колония оказалась очень большой территорией, на которой много объектов тылового обеспечения: от столовой до банно-прачечного комплекса. Первое впечатление об осуждённых тоже было более благоприятное, чем я ожидала. Я ни разу не встретилась даже с элементарной грубостью.

По окончании академии Елизавета получила две лейтенантских звёздочки. С этого момента она уже стала считаться полноценным сотрудником ФСИН. А вскоре прибыла на своё место службы, заключила свой служебный контракт на пять лет и получила служебное удостоверение. Эти пять лет она должна теперь обязательно отработать. А вот продлевать контракт дальше или нет — решение остаётся полностью за ней.

– Расскажите, как вас знакомили со службой?

– С работой тыловой части исправительной колонии, где я сейчас работаю, я познакомилась ещё на преддипломной практике, и это не была случайность. Так заведено, что большинство наших курсантов на преддипломную попадают туда, где им предстоит потом работать. И сейчас я понимаю, насколько это важно, потому что на мне лежит полная ответственность за мои действия.

К слову, при всей полноте ответственности у Елизаветы и сейчас есть наставник — если возникают вопросы, можно обратиться к нему, и он обязан помочь.

Может показаться, что работающие в отделе тыла в наименьшей степени контактируют с заключёнными, но, по словам Елизаветы, это не так.

– Например, у нас в отделе есть заведующий столовой — большую часть времени он должен находиться в столовой: контролировать, чтобы соблюдались санитарные условия, чтобы всё было приготовлено согласно техкартам, чтобы не ломалось оборудование, — рассказывает Елизавета. — Ежедневно осуществляется завоз продуктов для осуждённых, и это тоже нужно обязательно контролировать. По такому же принципу работают и другие объекты тыла: банно-прачечный комбинат или, например, склад выдачи одежды. Стирают, выдают одежду, обеспечивают сопровождение всех механизмов осуждённые. А сотрудники нашего отдела контролируют.

– Вас учили, как общаться с осуждёнными? — интересуюсь у Елизаветы.

– Нам читали два курса психологии, в том числе психологию девиантного поведения. Рассказывали, какие ситуации могут происходить и как из них выходить, как самому не потерять контроль над своими эмоциями и не перейти на оскорбления, как защитить себя в случае необходимости. Нас учили, что в большинстве случаев при словесной агрессии со стороны достаточно продолжать спокойно разговаривать с человеком, который агрессирует, — тогда человек будет чувствовать себя некомфортно и прекратит, — отвечает она.

К счастью, пока Елизавета не сталкивалась с ситуациями, в которых ей пришлось бы применять эти знания.

– Сегодня мне в этом плане проще: так как я работаю в мужской колонии, я не остаюсь с осуждёнными один на один, всегда чувствую плечо кого‑нибудь из коллег, — говорит она. — Вообще же, ещё когда я проходила в нашем учреждении преддипломную практику, я почувствовала, что мне здесь абсолютно не страшно. Конечно, я говорю о работе в тыловой части, с другими службами я не сталкивалась.

В работу, по словам Елизаветы, её вводят постепенно.

– Как правило, у каждого сотрудника отдела коммунально-бытового, интендантского и хозяйственного обеспечения есть направление, которое он ведёт. Я писала диплом по вещевому обеспечению, и меня решили развивать в этом направлении. Но у людей есть выходные, отпуска, командировки, поэтому не получится так, что ты будешь выполнять только одну работу — периодически будешь брать и обязанности кого‑нибудь из коллег. Поэтому недостаточно разбираться в одной области — нужно разбираться во всех. В академии это учитывали и давали базу по всем направлениям, — рассказывает Елизавета.

Так, недавно она участвовала в разработке технологических карт (по‑простому — рецептов) — новых блюд, которые вводятся в меню осуждённых вместе с поступлением овощей по сезону. Сложно ли это?

– В выборе рецептов мы мало ограничены. Согласно правилам, мы разрабатываем их на основе сборников рецептур для блюд общественного питания, а там их огромное разнообразие, — говорит Елизавета. — Но, с одной стороны, в ведомственных документах есть чёткие требования, что нужно осуждённому в течение суток, причём не только по количеству белков, жиров и углеводов, — прописаны также конкретные наименования продуктов, которые обязательно должны быть в рационе. С другой стороны, мы ограничены списком продуктов, которые можем им давать. Всё это нужно учитывать.

– Наша задача также — удостовериться, что технологические возможности учреждения позволяют выбранное блюдо приготовить. Некоторые блюда, бывает, необходимо обсудить и с осуждёнными, которые работают поварами — хватит ли у них умения приготовить выбранное блюдо, сколько это займёт по времени, будут ли успевать. Пытаешься и их сторону услышать, и со своей стороны сделать всё возможное, потому что кому же захочется есть, например, тушёный картофель семь дней в неделю? — отмечает Елизавета.

– А возникают ли ситуации, когда отделу требуется совет от вас с вашими свежими знаниями, Елизавета?

– Когда я пришла сюда на преддипломную практику, начальнику отдела было интересно узнать, а как нас учили делать то или иное в теории…

– И что же, сильно теория и практика отличаются?

– Разница в том, что мы учились работать в некоем идеальном учреждении, где на складах никогда не заканчиваются запасы вещей и продуктов и где никогда ничего не ломается. В жизни же есть очень много нюансов, из‑за которых возникают трудности. Например, не бывает, чтобы на складах хранились бесконечные тонны мяса: мы всегда имеем дело с конкретным местом хранения, которое имеет свои объёмы и свои пределы возможностей. Кроме того, мясо имеет свой срок хранения, его нельзя закупить очень много заранее и прочее, прочее. Одним словом, нам необходимо делать всё так, чтобы было по закону. Я до сих пор учусь, открываю что‑то новое и не останавливаюсь на достигнутом.